Статья 1. Инакомыслящие евреи «Философского парохода»
В истории Советской России акция, связанная с принудительной высылкой интеллигенции, предпринятая большевиками с помощью карательных органов в 1922-1923 годах, получила в обществе символическое название «Философский пароход». В этой истории удалось проследить и заметный «еврейский след»…
Владимир АНИКИН, доктор политологии, журналист, Тель-Авив
Идея высылки, говоря современным языком, депортации представителей отечественной интеллигенции за границу, активно выступающих с критикой социально-политической политики большевиков, непосредственно исходила от их лидера — В.И.Ленина, буквально одержимого этой идеей. Даже находясь на отдыхе после перенесенного им инсульта, В.И.Ленин требовал от чекистов постоянного информирования о ходе подготовки и осуществления «операции» по изгнанию «политиканствующих господ»; ее неуклонного ускорения, вовлекая в этот процесс в письме от 16 июля 1922 года и И.В.Сталина, указывая конкретные издания и фамилии, на которые необходимо, по его мнению, обратить пристальное внимание.
Во время встречи с В.И.Лениным, состоявшейся 4 сентября 1922 года, председатель Государственного политического управления (ГПУ) при НКВД РСФСР Ф.Э.Дзержинский, получил следующую директиву: «Продолжать неуклонно высылку активной советской интеллигенции (и меньшевиков в первую очередь) за границу. Тщательно составлять списки, проверяя их и обязуя наших литераторов давать отзывы. Распределять между ними всю литературу. Составлять списки враждебных нам кооператоров. Подвергнуть проверке всех участников сборников «Мысль» и «Задруга»…». Списки так называемой «антисоветской интеллигенции», как указывается во многих чекистских документах, неоднократно обсуждались на заседаниях Политбюро ЦК РКП(б), они постоянно расширялись и уточнялись. Результаты высылки стали известны благодаря многим публикациям, особенно в последние годы, в том числе за счет материалов «закрытых» в былые годы архивов.
О масштабах насильственной депортации российской интеллектуальной элиты, в частности, свидетельствует и обширный общий список высылаемых, предложенный сотрудниками ГПУ на утверждение Политбюро ЦК РКП(б) от 10 августа 1922 года. Он заключал в себе девять приложений, составленных по месту проживания и профессиональным занятиям представителей интеллигенции. Только в первом, «петроградском», списке (приложение 1) насчитывалось 51 человек, рекомендованных к безусловной высылке за границу. Кроме того, в «Списке активной антисоветской интеллигенции» — профессуры, издателей, агрономов и кооператоров, инженеров и врачей, а также литераторов насчитывалось 59 человек, а всего — 118 человек, из которых 22 профессора, представляющих ведущие высшие учебные заведения Петрограда, Москвы и Казани. По отношению к депортируемым, один из пунктов постановления гласил: «Предложить ГПУ подвергнуть обыску всех, арестовать же только тех, относительно которых имеется опасение, что они могут скрыться, остальных подвергнуть домашнему аресту». Данное указание чекисты исполнили в полной мере. В дальнейшем шельмование, запугивание и аресты представителей интеллигенции продолжались, круг лиц в проскрипционных списках ГПУ расширялся.
Согласно обновленным данным, жертвами репрессивной политики большевиков за период 1922 — начала 1923 годов стали более 270 представителей российской интеллектуальной элиты, причем 81 из них в большинстве своем, не по своей воле одни или со своими семьями, покинули родину навсегда. Среди них были видные философы, профессора, педагоги, экономисты, агрономы, кооператоры, литераторы, юристы, инженеры, политические и религиозные деятели, врачи. По поводу принудительной депортации интеллигенции характерно высказывание одного из лидеров большевиков Л.Д.Троцкого: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно». Поразительное совпадение (случайное ли?). Интервьюирующая Л.Д.Троцкого (30 августа 1922 г.) вдова американского писателя и журналиста Джона Рида, автора «Десяти дней, которые потрясли мир» (1919 г.), журналистка из США — Луиза Брайант, симпатизирующая Октябрьскому перевороту и большевикам, похоже, была если не потрясена, как когда-то ее супруг, то уж, наверняка, поражена попыткой массовой высылки интеллигенции из Советской России. Иначе, зачем бы она затевала интервью с одним из лидеров большевиков?
Как известно, утвердившееся в исторической науке и в общественном сознании название «философский пароход» в узком смысле является собирательным именем для двух рейсов немецких пассажирских пароходов «Oberburgermeister Haken» (29-30 сентября 1922 г.) и «Preussen» (16-17 ноября 1922 года), соответственно доставивших высланных в Штеттин (Германия). Последним прибежищем на родной земле была для изгнанников Николаевская набережная Петроградского морского порта (ныне Набережная Лейтенанта Шмидта в Санкт-Петербурге). Первым рейсом высылке подверглись интеллигенты из Москвы и Казани, вторым — петербуржцы. Уточнено, что только этими двумя рейсами было выслано более 160 человек (вместе с семьями). Помимо этого, депортации осуществлялись также пароходами из Одессы и Севастополя (в частности, в Константинополь (Турция), в Варну (Болгария), а также поездами из Москвы в Латвию (Ригу) и в ту же Германию (Берлин).
Представляется, что для современников, особенно не знакомых с событиями вокруг «философского парохода», может показаться парадоксальным, что кампания по депортации интеллигенции из Советской России проводилась в рамках «культурной революции» (!!!). Действительно, трудно вспомнить другое государство, которое с неимоверной легкостью отказывалось бы от своего, можно сказать, веками пестуемого, интеллектуального богатства. Событие это по европейским меркам было и впрямь беспрецедентным. К слову, от высылаемых интеллигентов требовалась подписка, что в случае появления их на границе Советской России, они будут расстреляны. Так что родину они покидали навсегда, и большинство из них — в расцвете своих творческих сил и способностей.
Предварительно назовем лишь некоторых из насильно высланных представителей «русской» интеллигенции, которые могли бы составить цвет и славу любой другой страны и ее национальной науки, философии, просвещения, публицистики и, вообще, культуры: Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, И.А.Ильин, Л.П.Карсавин, Н.О.Лосский, П.А.Сорокин, С.Е.Трубецкой, С.Л.Франк, Ю.И.Айхенвальд и многие другие.
Несколько забегая вперед, подчеркнем, что «характеристики», выдаваемые в недрах ВЧК-ГПУ, грешили сугубо узкопартийным, культивируемым большевиками, классовым подходом, совершенно не учитывающим профессиональные и научные достижения и заслуги характеризуемых. В каждом представителе интеллигенции большевики видели, прежде всего, политического соперника, конкурента, а, значит, врага. Прав профессор Михаил Ефимович Главацкий, автор известной монографии «Философский пароход»: год 1922-й: Историографические этюды» (2002), подчеркнувший, что главной побудительной причиной «операции» по высылке интеллигенции за границу была «попытка власти установить жесткий идеологический контроль, удалив из страны интеллектуальную элиту — тех людей, которые могли мыслить свободно, самостоятельно анализировать обстановку и высказывать свои идеи, а зачастую и критиковать существующий режим» (мудрое предостережение для всех без исключения властей!).
В своем, по существу, маниакальном, стремлении как можно быстрее искоренить инакомыслие, большевистская власть не хотела, а, может быть, и не желала всерьез задуматься о тех последствиях, которые ожидают русскую науку, просвещение и культуру в целом.
Не случайно в публикациях последних лет нередко проводится мысль о намеренном уничижении, «выталкивании» представителей «русской культуры» за рубеж. Вполне возможно, что такое стремление было. С другой стороны, вряд ли кто-то может возразить, что представители еврейского населения составляли неотъемлемую, весьма существенную, часть этой самой «русской культуры» и, естественно, российской интеллигенции.
Вместе с тем, в статьях последних лет факты высланных за границу представителей еврейства, как правило, умалчивались или упоминались довольно редко. Собственно говоря, состав депортируемых за границу представителей интеллигенции являлся по своему характеру иудео-христианским. Среди представителей российской, по мнению властей, «антисоветской», «контрреволюционной» интеллигенции, упомянутых в списках лиц, утвержденных к высылке, фигурировало немалое число евреев. Так, вторым, вслед за крупным социологом П.А.Сорокиным, по существу, главном, «петроградском» списке представленном на утверждение Политбюро ЦК РКП(б) от 10 августа 1922 года за подписью Л.Каменева, Д.Курского и И.Уншлихта, значился «Изгоев-Ланде А.С.».
Конечно же, следует понимать, что за каждой скупой записью стояло уголовно-следственное дело (у Изгоева-Ланде, в частности, «NP-25033. H-1043600»).
Что же побудило большевиков записать его в «контрреволюционеры»? Приводим предложенную чекистами характеристику, обсужденную на заседании 22 июля 1922 г. в ГПУ под председательством Уншлихта, в присутствии специально приглашенных, конечно, лояльно относящихся к существующей власти лиц: «Изгоев-Ланде А.С. Правый кадет, старый веховец. Довольно сильная фигура. Всегда был большевиконенавиствующим кадетом. Это опасная его сторона. Его «дурачки и умненькие» — хороший памфлет на большевиков. Он умный и хитрый литератор. До сих пор избегает всяческого соприкосновения с нами и ведет довольно упорную работу в «Доме литераторов». Душа всяких протестов, резолюций, которые там выносятся. Тов. Стеклов отмечает, что Изгоев пережил все лишения, но все же за границу не уехал».
Крайне тенденциозную чекистскую характеристику Ланде-Изгоеву А.С. справедливо расширить и дополнить так называемой «объективкой» из другого источника: «Ланде Александр (Арон) Самойлович (Изгоев) (1872-1935), окончил юридический факультет Новороссийского университета, в 90-е годы XIX в. начал политическую деятельность как легальный марксист, затем социал-демократ. С 1902 года, разочаровавшись в марксизме, сотрудник либерального еженедельника «Южные записки». На 3-м съезде кадетской партии (конституционные демократы) избран членом ЦК. В мае-июне 1917 выступил одним из учредителей «Лиги русской культуры». После октябрьских событий занял антисоветскую позицию. Неоднократно подвергался арестам, ссылкам, тюремному заключению. С начала 1921 в Ивановском концлагере. Выйдя из заключения, работал в Публичной библиотеке. В августе 1922 года он вновь был арестован и с группой известных российских ученых и общественных деятелей выслан за границу».
Обращает на себя внимание ответ А.С.Ланде-Изгоева на вопрос следователя о его отношении к существующей власти (дается в сокращении — В.А.): «Считаю, что Советская власть есть законное правительство, рожденное революцией, исполняющее в настоящее время задачу сохранения России… Считаю необходимым этому правительству подчиниться и литературную деятельность приостановить. Когда же власть признает возможным разрешить литературную деятельность, считаю долгом высказать свои взгляды по совести, не подыгрываясь под господствующие мнения, сообразуясь со степенью свободы, предоставленной законом». Как видно, большевикам было мало одной только лояльности и, по словам тоже депортированного за границу философа Ф.А.Степуна, «они требовали еще и внутреннего принятия себя, то есть признания себя и своей власти за истину и добро».
Четвертым в «петроградском» списке упомянут — «Бруцкус» (сохранена орфография документа. — В.А.). Да-да, тот самый Бруцкус Борис Давидович (1874-1938) — видный российский экономист-аграрник европейского уровня, вдумчивый исследователь и талантливый отечественный землеустроитель. После окончания 2-й Московской гимназии с золотой медалью любознательный юноша Борис (Бер) Бруцкус поступает учиться в Варшавский университет (1892), где сближается с сионистами. В процессе учебы у него проявляется интерес к проблемам еврейской колонизации в Палестине, связанной с развитием сельского хозяйства, ремесла, торговли и транспорта. Не прослушав и трех курсов на медицинском факультете университета, Борис, к удивлению, а, возможно, к сожалению родителей, решает поступать в Ново-александрийский институт сельского хозяйства и лесоводства тогдашней Люблинской губернии (к слову, одно из первых высших учебных заведений сельского хозяйства в Европе и России). Здесь, кроме чисто агрономических знаний институтская программа предусматривала солидную естественно-научную и экономическую подготовку. Благодаря прекрасным педагогам (например, выдающийся почвовед В.В.Докучаев и др.), большим способностям и врожденному трудолюбию, Борис Бруцкус прекрасно разбирался в особенностях химии, физиологии растений, почвоведения, ботаники и хотя стал экономистом, часто подчеркивал, что он — естественник. Изучение этой сферы наук, несомненно, способствовало выработке у него строгого научного и независимого мышления. Уже на последнем курсе он подготовил серьезную работу о физиологии обмена веществ в растениях, вышедшую позднее отдельным изданием и удостоенной золотой медали. По окончании института (1898) Борис Бруцкус получил звание ученого-агронома 1-го разряда. В дальнейшем под эгидой Русского научного общества он в качестве агронома-землеустроителя занимается вопросами еврейской сельскохозяйственной колонизации в западных российских губерниях, изучая в то же время быт и приемы ведения хозяйства украинских, белорусских и литовских крестьян. Он написал ряд работ, посвященных еврейской сельскохозяйственной колонизации и экономической жизни. Он ратует за предоставление кредитов, способных обеспечить еврейских колонистов необходимыми орудиями производства.
Молодой ученый тесно сотрудничает с «Обществом развития земледелия и ремесел среди евреев» (ОРТ). В 1904-1905 годах Б.Бруцкус представляет евреев в либеральном «Союзе освобождения». Бруцкус-экономист формируется под влиянием рассмотрения коренных причин русского аграрного кризиса с позиций «легального марксизма».
Четыре года спустя появляется работа Б.Бруцкиса, поддерживающая идею выдела из общины, продолжения коренных аграрных реформ, постепенной аграрной эволюции частного крестьянского хозяйства. Приветствуя Февральскую революцию, в порыве общенародного подъема, Б.Бруцкус вступает в умеренную и небольшую радикально-республиканскую партию, в руководство которой он входил до Октября (впоследствии он всю жизнь остается беспартийным). Как крупный специалист-аграрник, он кооптируется в состав Земельного комитета при Временном правительстве, а также является деятельным участником «Лиги земельных реформ» — беспартийного объединения, призванного к обсуждению «условий проведения предстоящих в России земельных реформ в соответствии с интересами трудящихся классов». Его заботит научное обоснование характера «натурального хозяйства».
В трудные годы революции и гражданской войны, мобилизованный «по сельскому хозяйству», профессор Б.Д.Бруцкус читает красноармейцам популярные лекции практического характера, часто ночует в казармах, висит на подножках товарных поездов, разгружает тяжелые бревна и колет их для обогрева жилища, размышляя при 3-4 градусах по 10-12 часов в день в шубе и перчатках над фундаментальными проблемами русского социализма». Благо это тяжелое время дает специалисту богатый материал для новых научных размышлений и обобщений. Вскоре ученый-аграрий напишет в своем труде что «принцип социализма не есть творческий, не к расцвету, а к разложению ведет он экономическую жизнь общества, поскольку нарушен основной хозяйственный принцип соответствия затрат и результатов».
В конце августа 1920 года Б.Бруцкус выступил с докладом «Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе» на собрании петроградских ученых. Конечно, в докладе не обошлось без критики теории научного социализма. Доклад настолько возбудил внимание, что пришлось его повторять шесть раз в закрытых собраниях в Петрограде и однажды в Москве. Прогнозируемое Бруцкусом экономическое отступление «русского социализма» вскоре наступило: начался НЭП. Новая экономическая политика представлялась Бруцкусу закономерным отходом от социализма, желанным возвращением к здравому смыслу, к «нормальности». Ученый полон энергии и надежд. В 1921 году профессор Б.Бруцкус становится деканом факультета экономики сельского хозяйства Петроградской сельскохозяйственной академии. Он продолжает выступать с докладами. Анализируя проблему голода, он прямо обвиняет большевистские власти в голодной катастрофе и призывает не допустить ее повторения. Проблема голода, его причин и последствий занимает много места и в журнале «Экономист», где активным автором и идеологом он являлся.
Конечно, большевики не простили ученому ни публичной правды о голодной катастрофе, ни «закованного в научные формулы жгучего протеста против эксперимента, проведенного над живым телом многомиллионного народа». К лету 1922 года в списки ГПУ Б.Д.Бруцкус будет внесен не как один из самых ярких представителей российской науки и культуры, а «антисоветский элемент». Он был арестован, заключен под стражу и в ноябре выслан за границу.
В отличие от своего старшего брата — Юлия Бруцкуса, видного общественного деятеля, добровольно покинувшего Россию и выехавшего на родину — в Литву, Борис Бруцкус не хотел покидать страну и оставлять любимое дело. Он надеялся, что интеллигенция нужна в России, и ее работа в экономической и педагогической сферах все же возможна.
Разумеется, Б.Д.Бруцкус нашел применение своим способностям и в эмиграции, сначала в Германии (Русский институт истории в Берлине), а затем и в подмандатной Палестине (Еврейский университет в Иерусалиме), куда семья Бруцкусов переехала в 1935 году. Парадоксальным в научной судьбе Б.Д.Бруцкуса является то, что подготовленный им в эмиграции (1923 г.) курс «Экономии сельского хозяйства. Народнохозяйственные основы», уже через год был признан в Советской России «ценным и капитальным». В то же время Б.Д.Бруцкус удостоился весьма поверхностной характеристики чекистов: «Бруцкус. Профессор сельскохозяйственной академии, сотрудник «Экономиста». Вредный человек. Правый социалист-революционер, но в земельном вопросе принадлежит к особой группе кадетского толка. Тов. Середа за высылку». В итоге, в лице Бориса Давидовича Бруцкуса большевистская Россия потеряла крупную научную экономическую школу в агрономии.
Подлинным «шедевром» так называемого классового подхода властей является характеристика (кстати, часто повторяющаяся, как мы убедились, и в отношении других подозреваемых в «антисоветской» деятельности), данная чекистами, значащемуся пятым по счету в «почетном» петербургском списке «Кагану А.С.»: «Каган — богатый человек, систематически субсидирует экономистов и другие издательства. Старый пайщик «Голике и Вильмбора». Сейчас председатель правления Союза литераторов, где он ведет резкую линию против нас». Вместе с тем, выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета Абрам Саулович Каган (1889-1983) некоторое время являлся присяжным поверенным, затем преподавал политическую экономию и статистику в Петроградской сельскохозяйственной академии, где являлся проректором. В партиях не состоял. А.С.Каган был основателем и совладельцем успешного кооперативного издательства «Петрополис» (с 1918 г.), отделение которого планировалось открыть в Берлине. Он также принимал участие и в работе других издательств Петрограда. Арестован в августе 1922-го и выслан за границу в ноябре. Указанный седьмым в чекистском списке «Пумпянский» характеризовался как «сотрудник журнала «Экономист» и правый меньшевик».
Уже этого, тем более имея в виду ленинское указание — «выслать всех», было достаточно для изгнания члена РСДРП (1906-1907 гг.) Леонида Моисеевича Пумпянского и его коллег из страны «как антисоветски настроенного элемента». На момент ареста в 1922 г., Л.М.Пумпянский являлся «уполномоченным Комиссии по улучшению быта ученых в Петрограде», что еще более усугубило его положение.
Упомянутый под тринадцатым (дважды несчастливым!) номером в списке «антисоветской интеллигенции г. Петрограда» «Борис Харитон» заинтересовал чекистов ГПУ, во-первых, как классовый элемент: он являлся сыном купца, во-вторых, как крупный журналист и издатель. Уже в 1902 г. он издавал в Керчи газету «Южный курьер», затем редактировал в Екатеринославе газету «Вестник Юга»; в 1910-е годы являлся ночным редактором и выпускающим кадетской газеты «Речь» в Петербурге. В третьих, чекистов ГПУ встревожила активная общественная деятельность Бориса Осиповича (Иосифовича) Харитона: с 1919 г. он — член правления Общества взаимопомощи литераторов и ученых, секретарь местного отделения Союза журналистов, заведующий Домом литераторов (своего рода писательское общежитие), принимает участие в издании «Летописи Дома литераторов». В 1922 г. он высылается за границу с группой философов и писателей.
Окончание следует