Подробности
Категория: "Еврейский вопрос"

Холокост молчания (И. Бегун)

Источник

Известный диссидент, отказник, узник Сиона, борец за права советских евреев, советский политзаключённый и израильский общественный деятель — о преследовании евреев в СССР

"Есть трагедии, перед безмерностью которых любое слово бессильно… Тем не менее молчание много говорит там, где все, что можно сказать, уже сказано. Если же сказано еще далеко не все или вообще ничего не сказано — тогда молчание становится сообщником неправды и несвободы".

Иван Дзюба, украинский писатель и диссидент, узник совести (из выступления в Бабьем Яре 29 сентября 1966 года)

В СССР никто публично не заявлял, что Холокоста не было. Это кажется поразительным в свете того, что отрицание Катастрофы было широко распространено в послевоенном мире, где оставалось немало сторонников разгромленного нацизма, исповедовавших антисемитские воззрения. А разве таких не было в СССР? Вопрос — риторический, ибо отрицания Катастрофы в СССР не было, поскольку и само понятие Катастрофы (Холокоста) отсутствовало. В "стране победившего социализма" не было монументов памяти жертв Катастрофы, о ней не писали в учебниках истории. Даже на братских могилах, где нашли свою мученическую смерть более двух миллионов евреев СССР, не было слова "евреи" — на мемориальных досках фигурировали безымянные "советские граждане".

 

 

Почему в Советском Союзе преднамеренно и систематически замалчивалась чудовищная трагедия еврейского народа? Отчего в СССР была предана забвению память 6000000 убитых в Катастрофе, значительная часть которых были советскими гражданами? Ведь, не говоря уже о важности сохранения памяти о Холокосте как уникальном событии истории, подобная политика была абсолютно безнравственна и несправедлива по отношению к евреям, части советского народа.

 

В СССР придавали большое значение сохранению памяти о войне. В честь памятных ее событий сооружались монументы, память о жертвах была важным элементом литературы и искусства. Незабвенный Марк Бернес пел: "Ну а тем, кому выпало жить, надо помнить о них и дружить…". Евреи "дружили" и даже очень активно, участвуя в созидательном труде, развивая советскую науку, культуру, экономику. Но помнить о своих погибших им не разрешалось.

 

Отношение советского власти к Холокосту была прямым следствием общей идеологии решения еврейского вопроса, которая была разработана Лениным и Сталиным еще в предреволюционные годы. В ее основе лежал постулат: евреи — не нация, а лишь отдельные, не связанные между собой сообщества, без общего языка, общей территории или экономики. Решение еврейского вопроса большевики видели в ассимиляции, чтобы евреи, как все, встали под общие интернациональные знамена пролетариата. В этом у большевиков возникли принципиальные расхождения с крупной рабочей партией Бунд (Еврейский союз), который настаивал на праве евреев иметь национально-культурную автономию как абсолютно необходимое условие для продолжения национального существования.

 

В споре победили большевики. Вчерашние союзники в революционной борьбе оказались "буржуазными националистами", бундовцев ждала печальная участь других еврейских партий, участников борьбы за свержение царизма и ликвидированных вскоре после революции по принципу "кто не с нами, тот против нас". Еврейское население в СССР лишили не только национально-культурной автономии, но и доступа к основам национальных знаний — еврейской истории, языка и других атрибутов национальной культуры.

 

Подобная политика духовного (культурного) геноцида необратимо вела к национальной деградации и ликвидации еврейской национальной общности. Судя по всему, что происходило с евреями в СССР, становилось очевидно: им предназначалась роль подопытного материала в задуманном идеологами Кремля эксперименте "слияния" множества народов СССР в некий "единый советский народ" — безликое множество русифицированных людей, лишенных самобытного национального развития.

 

Протест против этой политики тотального подавления фундаментальных национальных прав жестоко преследовался. Могу свидетельствовать: в мою бытность заключенным Гулага в 1970-1980 годах в политзоне в Перми большинство осужденных были "националисты", отбывавшие срок за протест против подавления национальных прав своих народов. Не будет ошибкой сказать, что именно подавление национальных свобод народов СССР — среди важнейших факторов, которые привели к развалу многонациональной советской империи.

 

С последними залпами Второй мировой войны Холокост стал страницей истории. Мировой — но, прежде всего, еврейской. Эта тема была запретной. Память о Катастрофе разделила общую участь еврейской культуры в СССР. С точки зрения властей, у них были на это свои "причины": знание истории своего народа, как ничто другое, порождает и укрепляет национальные чувства. Если говорить о Холокосте, то приобщение евреев к истории национальной трагедии такого масштаба может стать мощным стимулом чувства национальной солидарности.

 

У автора есть личный пример этого феномена. Приведу отрывок из моей книги воспоминаний: "…во время хрущевской оттепели начала 60-х на киноэкранах стали показывать зарубежные кинокартины. Немало фильмов было на военную тему. И в них иногда присутствовала еврейская тема. То там, то здесь по ходу сюжета возникали кадры со сценами еврейских гетто, депортации, массовых расстрелов… Это были документальные кадры немецкой кинохроники, а то и игровые сюжеты. Эти случайные эпизоды приковывали к себе мое внимание странным чувством сопричастности. Откуда оно? Что общего у меня, советского еврея, с этими польскими или голландскими евреями, несчастными жертвами фашизма? Но какой-то внутренний голос не давал отстраниться, настойчиво говорил мне: тебе повезло, ты "сумел" родиться в Москве, а не в Белоруссии и не на Украине, где погибло много твоих родных. И ты мог быть в этой толпе евреев в эшелоне смерти, на краю рва в Бабьем Яре, перед воротами газовой камеры в Освенциме…"

 

Так возникало осознанное понимание, что я принадлежу к народу с трагической судьбой, она — и моя судьба. Теперь это был уже не "пятый пункт" паспорта, а мой собственный выбор… Ведь по культуре, языку я — русский, читал русскую литературу, знал русскую историю. А что я знал еврейского? Ни языка, ни истории, ни литературы… Ничего! Во мне поселилось беспокойное чувство внутреннего раздвоения. Кто я на самом деле? Так начинался мой личный путь национального возрождения."

 

В оценке времени начала Холокоста имеются разные подходы: приход Гитлера к власти в 1933-м; начало Второй мировой войны — сентябрь 1939-го или нападение Германии на СССР в 1941-м. После прихода Гитлера к власти и до заключения германо-советского пакта 1939-го политика СССР носила антифашистский характер. Это относилось и к пропаганде: в прокате были антигитлеровские кинофильмы, выпускались книги на еврейскую тему. После погромов Хрустальной ночи в ноябре 1938-го в Москве был организован антифашистский митинг, где выступил С.Михоэлс.

 

Но уже меньше чем через год Гитлер и Сталин, вчера еще идейные враги, стали союзниками и партнерами в захвате сопредельных стран. Был подписан пакт Молотова-Риббентропа, и сразу же началась Вторая мировая война. Польша была поделена, Гитлер захватывал одну за другой страны Европы. На оккупированных территориях, прежде всего в Польше, начались жестокие преследования евреев, их обязали носить отличительные знаки, отбирали имущество, подвергали издевательствам, загоняли в гетто… И хотя еще не пришло время массовых убийств, именно дата начала Второй мировой войны 1 сентября 1939 года является наиболее адекватной оценкой начала Катастрофы. Тогда же в СССР были прекращены публикации о злодеяниях нацистов против евреев, так что начало запрета на память о Холокосте произошло одновременно с началом самой Катастрофы. С тех пор на протяжении полувека, вплоть до развала СССР, политика замалчивания продолжалась. Хотя в разные периоды у властей были тому те или иные конкретные "причины", все сводились к одной, общей, о которой уже говорилось выше: память об еврейской трагедии могла пробуждать у советских евреев чувства солидарности со своим народом, что в большой мере мешало цели советской идеологии — полной ассимиляции евреев.

 

Если обратиться к хронологии советской политики замалчивания Холокоста, то предпосылки этому были заметны уже в 1939-1941 годы — время советско-германского сближения. Об этом периоде уже шла речь выше, к упомянутому можно добавить и то, что в этот период (до нападения на СССР) нацисты проводили политику выселения евреев в целях создания "юденфрай" на территориях, которые оказались под их контролем. Как известно, страны, которые могли бы принять евреев, не желали этого делать, чем косвенно способствовали трагедии Холокоста. Среди них был и Советский Союз, который, оккупировав по соглашению с Гитлером восточную часть Польши, отказался принять на огромную, малозаселенную территорию сотни тысяч польских евреев-беженцев, которых нацисты предлагали переселить из своей зоны оккупации. Все оставшиеся стали мучениками Холокоста.

 

Такую же безучастность к судьбе потенциальных жертв нацистского изуверства Советская власть демонстрировала и в дальнейшем, включая и короткий период после начала войны. Еврейское население не информировали о необходимости бежать от наступавших немецких войск, ему не оказывалась необходимая помощь в экстренной эвакуации Это умалчивание об опасности верной гибели тогда, когда еще был шанс спастись, было продолжением запрета на информацию о начавшемся Холокосте, введенного после заключения пакта Молотова-Риббентропа. Из-за этой политики большая часть еврейского населения СССР пребывала в неведении о том, что их ждет после прихода немцев. Этот факт истории ставит большой знак вопроса на широковещательную советскую и постсоветскую пропаганду того, что Красная армия спасла евреев от уничтожения. Да, евреи были спасены на тех территорих, которые немцы не смогли оккупировать благодаря беспримерному героизму на фронтах и самоотверженному труду в тылу. В войне с нацизмом участвовали все народы СССР, включая евреев. Но эта война велась не за спасение евреев.

 

На сообщения о массовых убийствах евреев германской армией с первых же дней вторжения в СССР был наложен тотальный запрет. Власти опасались, что подобная информация может породить настроения: мол, советская власть заставляет народ воевать ради защиты евреев. С переломом военных действий на фронтах и началом освобождения оккупированных территорий от нацистов по мере продвижения Красной Армии на Запад Василий Гроссман и Илья Эренбург, которые работали военными журналистами и видели ужасы Холокоста своими глазами, начали готовить "Черную книгу" о "злодейском убийстве евреев". Книгу , уже ожидашую начала печати в типографии, запретили публиковать на основании постановления ЦК о том, что она содержит серьезные политические ошибки. "Черная книга" была издана в США, а затем в Израиле, но в СССР она была запрещена.

 

Победа над нацистской Германией спасла советских евреев от завершения "окончательного решения" — гитлеровского плана тотального уничтожения евреев. Но она не принесла тем, кто остался жить, освобождения от государственного и бытового антисемитизма, который значительно усилился вследствие нацистской пропаганды военного времени. В СССР произошла вспышка великодержавного шовинизма, в условиях которого Сталин начал реализовать свой план, рассчитанный на полную ликвидацию национальной еврейской общности, закрывая последние еще существовавшие в стране институты еврейской культуры. Был убит выдающийся актер и общественный деятель С.Михоэлс, арестованы и осуждены десятки культурных и национальных еврейских деятелей. По "делу Еврейского Антифашистского Комитета" была расстреляна большая группа ведущих еврейских писателей и общественых деятелей. В приговоре по "делу" ЕАК (1952 год) среди других "националистических преступлений" еврейских поэтов и писателей было и такое: "ярким примером смыкания руководителей ЕАК с еврейскими националистами является издание в 1946 г. так называемой "Черной книги", где… концентрируется внимание исключительно на жертвах, понесенных евреями и протаскивается мысль, что фашизм представлял угрозу якобы только для евреев, а не для всех народов мировой цивилизации".

 

В 1950-1959-х годах во время хрущевской "оттепели" несмотря на относительную либерализацию внутренней политики замалчивание Холокоста продолжалось. Это происходило в русле общего курса, который, став более умеренным после сталинских репрессий, сохранил главную тенденцию — насильственную ассимиляцию. Хрущев, выступая на историческом ХХ съезде КПСС в 1956 году, ни слова не сказал о "процессе ЕАК", об убийстве еврейских писателей, об откровенно антисемитской политике Сталина. Это прямо указывало: заметных перемен для евреев ждать не следует.

 

Тем не менее атмосфера общей либерализации периода "оттепели" способствовала тому, что начала проявлять себя самодеятельная активность в сфере еврейской культуры: возникли группы изучения иврита, начал распространятся самиздат по национальным темам, проводились еврейские собрания на частных квартирах. Власти прибегли к репрессиям, активистов еврейского национального возрождения судили под теми или иными предлогами — от антисоветизма до паразитизма. Но это не останавливало тех, кто был готов к борьбе за свои национальные права. Говоря о Холокосте, следует подчеркнуть: первыми, кто начали публично подавать голоса протеста против замалчивания памяти жертв Холокоста, были неевреи.

 

Русский поэт Евгений Евтушенко в 1961 году громко и выразительно сказал: "Над Бабьим Яром памятника нет….". Эта горькая правда была настолько неприемлема в безгласной коммунистической империи, что молодого поэта осыпали бранью со всех сторон: мол, "какой ты настоящий русский/когда забыл про свой народ". Но лед тронулся, на Бабий Яр, где вместо памятника жертвам Холокоста лежал камень с надписью об убитых здесь "мирных советских гражданах", стали собираться импровизированные митинги. На одном них, в 25-ю годовщину расстрелов (1966) выступил писатель Виктор Некрасов, который не побоялся сказать правду: "Да, здесь убивали не только евреев, но только евреев убивали за то, что они евреи". Один из первых арестов той эпохи был тоже связан с Бабьим Яром. 30-летний киевский инженер Борис Кочубиевский был арестован за высказывания с критикой политики государственного антисемитизма. Его слова о Бабьем Яре: "Здесь лежит часть еврейского народа" были интерпретированы обвинением как "сионистская буржуазная пропаганда".

 

В последние два десятилетия советской власти восстановление памяти о Холокосте становятся частью еврейского движения за национальные права. Раньше других проявили себя еврейские активисты в Прибалтике, которые начали убирать территорию в местах массовых убийств евреев. Журнал еврейского самиздата в Риге печатал статьи по истории Катастрофы, публиковал коллективные письма с требованием сохранения памяти о жертвах Холокоста. Важным элементом борьбы за восстановление памяти о Катастрофе стали коллективные посещения Бабьего Яра с попытками возложения венков в память жертв. Автор этих строк дважды участвовал в таких акциях, о чем написал в книге воспоминаний:

 

"В 1971 году — в тот год исполнилась 30-я годовщина массовых убийств евреев — я приехал в Киев, где присоединился к другим отказникам, чтобы участвовать в церемонии памяти погибших здесь евреев. Квартира одного из местных отказников стала местом общего сбора, где шла спешная работа — готовили большие траурные венки и черные ленты, на которых писали на русском и иврите: "Детям Бабьего Яра", "От евреев города Киева", "Вечная память мученикам фашизма"… Организаторы выдали всем нам кипы и черные нарукавные повязки.

 

Группой 30-40 человек мы направились в Бабий Яр, путь примерно два километра. Параллельно, по другой стороне улицы, шли гебисты — большой толпой, открыто, совершенно не стесняясь. Мы подошли к месту неподалеку от мемориального камня, где должны были возложить наши венки. Метрах в 50 от него мы надели кипы, повязали траурные повязки и колонной по двое, с траурными венками в руках начали движение в сторону камня. Но не успели мы сделать первые шаги, как гебисты приступили к своей работе — срывали с нас кипы, а с венков — траурные ленты с надписями в память жертв геноцида. Старание, с которым они все это проделывали, свидетельствовало, что они выполняют строгое указание — не пропустить! Так мы приблизились к мемориальному камню. Все, что было на нас и в наших руках, так или иначе связанное с памятью жертв геноцида, было сорвано, выброшено, растоптано… Потрясенные, стояли мы на пустыре… Но удостоились и воздаяния. Киевские евреи, которые по неписанной традиции поодиночке и группами приходили сюда для молчаливого поминовения жертв фашизма, с восхищением, хотя и безмолвно, смотрели на нас. Они опасались открыто выражать свои чувства, но были среди них и те, кто подходил к нам, приветствовал, сочувственно благодарил.

 

Второе мое посещение Бабьего Яра было спустя пять лет, в 35-ю годовщину трагедии. Тогда, в 1976-м, здесь уже стоял памятник, но власти вновь не позволили провести церемонию памяти жертв Холокоста. В тот раз нас "взяли", когда мы только вышли из дома, всю группу с траурным "еврейским венком", который мы привезли из Москвы. На автобусе нас доставили в милицейский пункт, там продержали весь день, пока у памятника проходил организованный властями официальный митинг в память жертв нацизма, где не было никакого упоминания о евреях. Уже когда наступила темнота нам было сказано, что теперь мы можем отправиться в Бабий Яр и возложить там венок и даже предложили подвезти… Была очевидна вся циничность поведения властей, и мы с возмущением отвергли эту "любезность" киевской милиции. "Еврейский венок" вернулся в Москву…"

 

 

* * *

 

Почему же в СССР, стране, где широко освещалась тема злодеяний нацистов, где память о погибших в войне была священной, евреям было отказано в праве знать и чтить память о 6 миллионах мучеников Катастрофы?

 

Ныне вопрос звучит почти риторически. Тема Холокоста была запретной на всех этапах режима, она считалась "антисоветской", "националистической", "сионистской" пропагандой, за нее сурово карали. На "процессе ЕАК" в 1952-м поэту Маркишу предъявляли как улику то, что в своих стихах он выражал скорбь о еврейских жертвах Гитлера. А в 1961-м, в правление Хрущева, молодой поэт Евтушенко прочувствованным стихотворением о Бабьем Яре вызвал гнев первого лица государства, который выступил с порицанием литератору, потерявшему политическую бдительность. Даже упоминать о Холокосте запрещалось, и так было до самого конца советской власти.

 

Замалчивание Холокоста, запрет на память о его жертвах проливает дополнительный свет на политику "национально-культурного геноцида" евреев в СССР. Целью этой политики была ликвидация самобытной еврейской национальной общности, включавшую и тех, кто пережил Катастрофу, и их потомков.

Дополнительно: